ПЕСНЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДЕТЕНЫШЕЙ ПРО СТАРУЮ ОККУ, ИДУЩУЮ ДОМОЙ ПО ТЕМНОМУ ЛЕСУ
Человеческие детеныши, глупые человеческие детки, прячутся за ветками в зимнем лесу, следят за старой Окку. Старая Окку идет по тропе к своему дому; за тропой – озеро, падает снег. Дети следят за Окку и молча поют:
мы любим тебя, темный лес
мы любим тебя, лесной тролль
мы любим тебя, темный лес
мы любим тебя, лесной человек
МАЛЬЧУГАНЫ, ОДЕТЫЕ В ХЛОПОК, СБИВАЮТ ЯБЛОКИ НА БЕРЕГУ РЕКИ
Мальчуганы, одетые в хлопок, сбивают яблоки на берегу реки. В реке живет дохлая щука с открытой пастью. Острыми зубами она прогрызает лодки рыбаков и поет об огромном Солнце, восходящем над звездами, пеной и зарослями камышей.
ТРИ ДОМА
В доме, укрытом одеялами снега и мха, старая мать со слезами на глазах просит о чем- то сына. В другом доме живет голая женщина с гитарой; там много бумаг со стихами, картин художников, цветов и ковров. Третий дом находится прямо под Луной: там мужчины с недобрыми лицами пьют вино и водку, и кто-то без имени и лица возносится над ними к дымящейся старой Луне.
МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК НА ПОЛЕ СМОТРИТ НА ВОРОНУ, КЛЮЮЩУЮ ЗЕРНО
Белобрысый, в холщовых штанах, маленький мальчик на поле смотрит на ворону, клюющую зерно. Пахнет свежестью; со стороны деревни доносится запах дыма.
– Ворона, ты знаешь реку? – спрашивает мальчик.
– А ты знаешь рреку зимой? – спрашивает ворона.
– Что ты ешь? – спрашивает мальчик, – я люблю кашу.
– Губа не дурра, – говорит ворона, – а я бы, пожалуй, не отказалась и от курриного яйца.
ГОЛЫЕ СТАРЫЕ ДЕРЕВЬЯ
Голые старые деревья обладают особой шершавой, сучковатой красотой. Иногда такое дерево растет у самого шоссе и наблюдает за дорогой. Знающие люди могут раскрыть такое дерево, как куртку на молнии, и войти внутрь. Внутри – кинотеатр, там показывают долгие, медленные фильмы, похожие на сны и весну.
ЗА ШОССЕ
После дождя шоссе мокрое и похоже на озеро; на глади его – случайные лепестки, дож- девые черви. За шоссе – красные лавовые поля, где бродят тени осыпающихся облаков. Еще дальше – нет ничего, только музыка-из-под-земли, которую слушают чудовища.
ПЕСНЯ ТРОИХ НИЩИХ, ПРИСЕВШИХ ОТДОХНУТЬ НА ЛЕСНОЙ ОПУШКЕ
Влюбившись в красавицу, никогда нельзя быть уверенным, не чудовище ли она, особенно если на это указывают вóроны на старом обугленном дереве или трое нищих, присевших отдох- нуть на лесной опушке.
земля и лес – это тело чудовища
звезды в небе – его глаза
мы любим вас, лесные чудовища
мы любим вас, лесные чудеса
ДОМ, НА КРЫШЕ КОТОРОГО ЖИЛО СОЛНЦЕ
Гага снесла яйца на скалистом берегу моря. На скалах рос лес, на побережье лежали огромные валуны, а в море видны были очертания кораблей. Недалеко от берега стоял бревенчатый дом, на крыше которого жило солнце. В доме жил дед с топором; по вечерам к нему приходил медведь, и они пили смородиновый чай.
ВОРОНЫ СПЛЕТНИЧАЮТ РАННИМ УТРОМ
На макушках у трех сосен сидит по вороне; они делятся свежими новостями.
– Над моррем взошло солнце, звезды стало не видно, и месяц поблек, а старрикам-валунам, торрчащим из воды, стало немного потеплее – так уж горрестно они стонали всю ночь, – рассказала первая.
– В озерре плавает лебедь Ян Гус, вытягивает шею в сторрону восходящего солнца, и в горрле его как будто игррают тррубы, – поведала вторая.
– Кррупный, прродолговатый, как утиное яйцо, валун лежит в трраве и соверршенно ко всем рравнодушен, – пожаловалась третья.
ОГРОМНЫЙ БЕЛЫЙ ЦВЕТОК, В СЕРДЦЕ ГРОЗЫ К ХУДУ ИЛИ ДОБРУ ТЫ РАСПУСТИЛСЯ В МОРЕ?
Началась гроза, вспыхнула в небе молния, заскрипели лодки, исчезли птицы, а потом огромный белый цветок распустился прямо в море.
– Кто ты?
– Я дитя двух пустых лодок и двух диких птиц. Я дитя большого старого дерева на берегу. Я сын молнии. Я зять скалы. Я внук волны. Я племянник гагары. Я волчья мать.
– Зачем ты?
– Я пришел все уничтожить.
ИНОГДА СОЛНЦЕ СЪЕДАЕТ КУСОК СТЕНЫ…
Иногда солнце съедает кусок стены или крыши дома. Иногда по полю идет женщина с седыми волосами до пят и красным клювом. В эти дни морды свиней в загонах кажутся особенно наглыми.
БАБУШКА ИЩЕТ МАЛЕНЬКОГО МИККО В ЛЕСУ, ПОЛНОМ ЧУДОВИЩ
Мальчишки вечером разжигают в лесу костер и смотрят, как чудовища танцуют на берегу лесного озера. Маленького Микко ищет бабушка, ходит по лесу, кричит «ау», а внук давно уже превратился в еловую ветку.
ПЕСНЯ ЖЕНЫ ОБОРОТНЯ, БЕССОННОЙ НОЧЬЮ ОЖИДАЮЩЕЙ МУЖА
За голыми деревьями светит круглая желтая луна, похожая на лишенный зрачка глаз оборотня. Жена человека-волка ворочается на кровати, ждет возвращения мужа и бормочет:
мой муж – лесной волк
он бежит ко мне
по корням старых елей
по пушистому снегу
ПОЛЕНО ПЛАЧЕТ
Ворона и полено сидят на берегу озера. Клубятся и вечно рушатся над ними руины обла- ков, а Луна восходит, покрытая нежным пушком, как розовый персик.
– Ты дерревянный урродец! – вдруг ни с того ни с сего дразнится ворона.
Полено плачет от обиды, и из-под коры его век медленными каплями выступает смола.
ЖЕНЩИНЫ НА БОЛОТИСТОМ ЛУГУ ЕДЯТ ЯДОВИТУЮ КОШАЧЬЮ ПЕТРУШКУ
Бывают такие ночи, когда за всеми молодыми женщинами ходят старухи в черном и шепчут им на ухо, чтобы они перерезали горло своим мужьям, задушили своих детей и шли туда, где ухает филин над лесными цветами, где бродит черный зверь с огромными белыми рогами, в которых живут бабочки и светлячки. Там, на болотистом лугу, должны женщины наесться кошачьей петрушки.
УМНАЯ ЭДЛАУТРОМ ОБНАРУЖИЛА, ЧТО У НЕЕ ВЫРОСЛИ КНИГИ НА ГОЛОВЕ
Сквозь прозрачные, словно из зеленого инея вырезанные листья, через все их мерцающие прожилки светит солнце. Начинается утро, а у умной Эдлы, читавшей всю ночь, книги выросли на голове – вместо волос. И, скажите на милость, как ей теперь выйти из дому? Как показаться жениху? Теперь-то всякий узнает, что в голове у Эдлы: в книгах – все мысли бедной девушки. Одно хорошо: жених у Эдлы неграмотный, так и не прочтет, что Эдла днем и ночью сожалеет о его глупости и думает, не родятся ли у нее от него глупые детки.
ДЕДУШКА ДЕХОР СШИБАЕТ ГРИБЫ НА ПОВАЛЕННЫХ ДЕРЕВЬЯХ
Дедушка Дехор идет по лесу и сшибает все грибы, растущие на поваленных деревьях. Одно из поваленных деревьев – его внучка. Как-то пошла она петь руны в лес и стала деревом. А могла стать водопадом или тропинкой.
ПЕСНЯ АЙНИККИ ПРО БЕЛЫЙ ЛЕС
Белый лес – на другой стороне.
Бабка говорила, что в белый лес ходить нельзя.
Там даже летом на деревьях белые листья и трава белая, как облака.
В белом лесу все звери и птицы белые,
у огня беглое лицо,
как будто он куда-то торопится или только что сбежал откуда-то,
а нырки лучей похожи на диких уток.
Жители белого леса
дарят небу свое сияние,
которое им подарили морские чайки.
Но вот я надену белое платье и пойду в белый лес.
Попробуй – останови меня.
РАНЕНЫЙ КАМЕНЬ
Кричит камень, истекая кровью. Блики закатного солнца на рукоятке меча, в него воткнутого. Лежит камень под дубом, в зарослях папоротника. Меч прошел его насквозь, словно каравай хлеба. Каменные губы заглотили меч, и он вошел в стук его стихшего сердца, в ножны его черствого, мертвого сердца. Ночь прикладывает к камню свое чуткое лошадиное ухо и слышит: камень мертвый, не дышит, но бормочут его мхом покрытые кости, а в костном мозге звучит музыка. В чешуе древнего ящера, покрывшийся ледяной коркой, лежит камень, защищая брюхо. Меч торчит из спины камня, и сам бы рад выбраться наружу, но застрял, ни туда, ни сюда. Вот и суйся после этого куда попало – думает меч.
ОЛЕНИЙ ЧЕРЕП
У старых дураков порой вырастают оленьи рога, как и у мудрецов. А молодой шаман любит мертвого оленя. Ходит по лесу голым по пояс, держа в руке его череп. На поляне он выкладывает из оленьих черепов костяные цветы.
ВОРОН, СОВА И ВОЛК
Растерзанный ворон лежит в снегу. Хлоп-хлоп, луп-луп – смотрит на него сова с ветки круглыми оранжевыми глазами. Волк прячется за деревьями, – он всего лишь волк, не более, но и не менее того.
РУКА ВЕДЬМЫ
Иногда в сухих ветках нет-нет да и обнаружишь женскую, испачканную землей, руку. Когда-то ее владелица мазала свои руки глиной и менструальной кровью, варила змей в котле, носила на голове венки из осенних листьев и ягод. Она жгла свечи, бормотала заклятия из толстой книги и говорила с оленьим черепом. Что же, руки у нее были красивые, а сердце, должно быть, съел белый волк.
НА ИСХОДЕ ЛЕТА
Силуэт бабочки летит на фоне заходящего солнца.
Лето кончается, и силуэт волка бежит на фоне огромного круглого солнечного диска, уже касающегося поверхности земли.
– Прощай, солнце, – говорит ель на холме, – прощай, лето, – говорит мир.
ТЕПЛЫМ ОСЕННИМ ДНЕМ БАБОЧКА ПЬЕТ НЕКТАР
Возле слабого огонька, что разожгла Эдла, летает бабочка. Сегодня теплый день, и она пьет нектар осенних цветов. Сладок этот нектар, а впереди – может быть, зимовка, а может быть, смерть.
СВЕТ В НОЯБРЬСКОМ ЛЕСУ
Тот, кто закрывает себе лицо желтыми осенними листьями, любит смотреть на свет в голом ноябрьском лесу.
НОЧНАЯ ПОСТУПЬ
Покрытый волосами щит летит в звездном небе. Дымится старый вулкан. Олениха с оленятами застыли в лунном свете и чутко слушают чьи-то крадущиеся шаги – поступь не мертвого, не живого.
ПАУТИНКА НА РАССВЕТЕ
На голубых лунных полях ромашки опустили вниз свои белые лепестки. Вдали за полем – сиреневая дымка и темные, низкие зубцы леса. Маленькие капельки покрывают по всей длине пушистые колоски травы. Это – весенняя ночь, и поля колосков до горизонта. Дым на рассвете, роса, цветы, собранные в бутоны. В сеть паутины в цветах, росе, солнце пока никто не попался, и, кажется, и паука нет, да и сплел он ее, не помышляя ни о чем худом, а только красоты ради.
НАСЕКОМЫЕ ПРЯЧУТСЯ ОТ ДОЖДЯПОД ШЛЯПКАМИ ГРИБОВ
В мухоморы встроили подсветку, и теперь их шляпки и юбочки светятся в темноте. У всех грибов теперь внутри лампочки, и под их шляпками прячутся от дождя ночные насекомые. Два светлячка обняли друг друга и спрятались под шляпкой гигантского подберезовика. Они смотрят на дождь, целуются и мечтают.